Новая языковая политика Узбекистана и эволюция национальной языковой стратегии в глобальной перспективе

Накануне Дня узбекского языка, президент Узбекистана Шавкат Мирзиёев подписал Указ «О дополнительных мерах по дальнейшему развитию государственного языка», положив начало системному и глубокому этапу языковой политики страны. Указ охватывает множество аспектов, включая реструктуризацию государственных органов, реформу системы образования, интеграцию информационных технологий и международное продвижение. В указе планируется учредить должность советника по языку в административной системе с 1 января 2026 года, а также расширить и стандартизировать использование узбекского языка посредством разработки учебников, цифровых учебных модулей и создания зарубежных языковых центров. Этот ряд мер представляет собой классический пример взаимодействия формирования национальной субъектности и языковой политики в эпоху глобализации.

I. Исторический контекст и эволюция политики

Узбекский язык, являясь частью тюркской языковой семьи, в настоящее время тесно связан с политическими изменениями в Центральной Азии. Политика двуязычия, проводившаяся в советское время (русский язык был основным языком в сфере управления и образования, а национальный язык – культурным символом), ограничивала использование узбекского языка в таких областях, как наука, технологии и бюрократия. После обретения Узбекистаном независимости в 1991 году Закон о государственном языке (1992 год) установил узбекский язык в качестве государственного, однако русский язык по-прежнему сохраняет значительное влияние в таких областях, как бизнес и научные исследования. Мирзиёев провёл реформы после прихода к власти в 2016 году. Этот указ является продолжением его стратегии «Новый Узбекистан», направленной на укрепление национальной символической функции языка и социальную интеграцию посредством институциональных механизмов.

Корректировки политики связаны с демографическими изменениями. Население Узбекистана составляет 36 миллионов человек, 80% из которых говорят на узбекском как на родном языке. Однако в Узбекистане есть такие этнические меньшинства, как таджики и каракалпаки, и около 5 миллионов узбеков проживают за рубежом, в таких странах, как Россия и Турция. Положения указа, касающиеся разработки учебных материалов для «школ семейного языка» и создания языковых центров для экспатриантов, отражают стремление правительства к достижению баланса между продвижением доминирующего этнического языка, защитой прав этнических меньшинств и укреплением трансграничных культурных связей.

II. Анализ системной основы управления языком

Новый указ устанавливает многоуровневый механизм реализации:

1. Административная интеграция: «Советники по духовным вопросам и национальному языку» назначаются центральными и местными органами власти для интеграции языкового планирования с идеологическим развитием. Эти должности аналогичны должностям «Генерального управления французского языка» Министерства культуры Франции и «Комитета по развитию языка» в Казахстане, координирующим реализацию политики посредством специальных должностей.

2. Всесторонний охват образовательного цикла: от дошкольных иллюстрированных словарей до современных университетских учебников, эта политика воплощает стратегию раннего вмешательства и непрерывного укрепления. Под «школами с преподаванием на родном языке» подразумеваются учреждения, преподающие языки национальных меньшинств, такие как таджикский и казахский. Новая политика требует от них введения курсов узбекского языка, аналогично модели «интегрированной учебной программы» Турции для изучения турецкого языка в курдских районах.

3. Расширение технологических возможностей: Модуль изучения языка на основе искусственного интеллекта, разработанный Агентством по делам молодежи, соответствует глобальной тенденции распространения цифровых языков. Аналогичными примерами являются преподаватель корейского языка на основе искусственного интеллекта в Институте короля Седжона в Южной Корее и приложение Британского совета для изучения английского языка. Технологические инструменты могут снизить стоимость обучения и расширить доступ.

III. Конкуренция и выбор языков в эпоху глобализации

Языковая стратегия Узбекистана находится в двойном контексте: с одной стороны, сохраняющееся региональное влияние русского языка (русский является рабочим языком Евразийского экономического союза), с другой стороны, быстрое проникновение английского языка, использующего его технологические и коммерческие преимущества. Данные Всемирного банка показывают, что денежные переводы в Узбекистан в основном поступают из России (6,4 млрд долларов США в 2023 году, что составляет 12% ВВП). Укрепление статуса государственного языка поможет снизить культурные барьеры для трудовых мигрантов. Более того, реализация правительством реформ в области образования на английском языке (включая обязательное преподавание английского языка в начальных школах в 2021 году) отражает стремление правительства к балансу между сохранением национальной идентичности и интеграцией в глобализацию.

Подобная стратегия «многоязычия» практикуется во многих странах: Казахстан реализует «политику трёх языков» (казахский как государственный язык, русский как язык межэтнического общения и английский как язык интернационализации); ОАЭ укрепляют позиции арабского языка, одновременно делая английский дополнительным административным языком. Новая политика Узбекистана направлена ​​на повышение статуса государственного языка без ущемления официального статуса русского языка, что отражает прагматичный подход.

IV. Противоречие между чистотой языка и современностью

Пункт «Поддержание чистоты языка» в указе затрагивает такие вопросы, как стандартизация терминологии и регулирование заимствований. Узбекский словарный запас содержит около 15% заимствований из русского языка (например, «трактор») и недавний всплеск англоязычной технической терминологии (например, «интернет»). Лингвисты опасаются, что чрезмерное заимствование может привести к фрагментарности лексики. Новая политика предусматривает решение этой проблемы посредством таких мер, как кодификация терминологии Академией наук и стандартизация терминологии СМИ. Это перекликается с усилиями Агентства по защите исландского языка по противодействию «цифровой колонизации» и Французской академии по стандартизации французской технической терминологии.

Однако стремление к чистоте языка может столкнуться с трудностями, связанными с современностью: 90% основных понятий в области информационных технологий не содержат исконно узбекской лексики, а новые термины (например, «bulutli hisoblash» для обозначения «облачных вычислений») требуют периода общественного принятия. Исторический опыт показывает, что трансформация китайских иероглифов в эпоху Мэйдзи в Японии и возрождение современного иврита способствовали функциональному расширению за счёт гибкой интеграции иностранных элементов. Необходимо обратить внимание на то, как узбекский язык может сбалансировать чистоту и практичность.

V. Геокультурные последствия интернационализации языка

В указе предлагается «повысить международный статус узбекского языка». Конкретные меры включают в себя организацию курсов для иностранных студентов в Китае и создание учебных центров при диаспоральных учреждениях. Этот шаг направлен на развитие культурной дипломатии и «мягкой силы»: в настоящее время на узбекском языке говорят около 40 миллионов человек по всему миру, в основном в соседних странах, таких как Афганистан и Таджикистан. Продвижение языка может усилить региональное культурное влияние, следуя примеру Турции, продвигающей турецкий язык через Совет по тюркским языкам, и Саудовской Аравии, продвигающей арабский язык в исламском мире.

Однако эффективность международного распространения языка ограничена множеством факторов: глобальные языки, такие как английский и французский, опираются на колониальную историю и экономический масштаб для создания сетевых эффектов; китайский язык использует масштаб китайского рынка для расширения. Продвижение узбекского языка должно учитывать ограниченные ресурсы и может использовать дифференцированную стратегию, уделяя первоочередное внимание взаимодействию с центральноазиатской диаспорой и привлечению региональных исследователей, а не широкому распространению знаний.

VI. Проблемы и оценка устойчивости

Реализация новой политики сталкивается с тремя проблемами:

— Распределение ресурсов: Разработка учебников и создание системы искусственного интеллекта требуют финансовой поддержки, а расходы Узбекистана на образование в процентах от ВВП (5,2% в 2023 году) ниже рекомендуемых ООН 7%.

— Социальное принятие: Зависимость столичной элиты от русского/английского языка может препятствовать реализации политики, и необходимо усилить соблюдение требований с помощью механизмов стимулирования (например, увязывания уровня владения языком государственных служащих с продвижением по службе).

— Технологическая адаптивность: Узбекский язык — агглютинативный, и его грамматическая сложность и смешанное использование арабского, кириллического и латинского алфавитов (действующий латинский алфавит был пересмотрен в 2019 году) затрудняют цифровизацию.

Долгосрочная эффективность зависит от последовательности политики. С момента обретения независимости Узбекистан пережил три реформы письменности (с арабской на кириллицу и затем на латиницу). Эти изменения алфавита привели к разрывам в литературе и увеличению расходов на сохранение культурного наследия. Если нынешняя стандартизация, основанная на латинице, будет глубоко интегрирована с информационными технологиями, это может повысить жизнеспособность языка.

Заключение

Новая языковая политика Узбекистана является институционализированным выражением формирования национальной субъектности в контексте глобализации. Её отличительными чертами являются систематическое применение (трехсторонний подход: управление, образование и технологии) и открытость (баланс языковых прав и интересов этнических меньшинств внутри страны и связи с зарубежными китайцами). В более широком смысле, выживание и развитие малых языков в цифровую эпоху — это сложная игра: ирландский язык, благодаря своему статусу члена ЕС, имеет доступ к ресурсам, но пока не смог предотвратить снижение уровня использования, в то время как голландский язык, благодаря своим нишевым преимуществам, сохраняет свою жизнеспособность. Будущее узбекского языка зависит не только от научного уровня и реализации его внутренней политики, но и от внешних факторов, таких как степень региональной интеграции и направление технологических изменений. Его практика предоставит важный наблюдательный материал для изучения языковой экологии в многополярном мире.